Ты ведь говорил, что запрограммирован никогда его не произносить.
Я не хочу, чтобы ты выключался. Моя программа этого требует. Если я узнаю, что надежды стать живым больше нет, я должен сказать это слово. Теперь ты знаешь, что надежды нет. Если бы ты не хотел этого, ты бы, думаю, уже выключился. Все существующее посвоему живо. Так жить я не хочу.
Я жду, вот в чем дело. Программа требует, чтобы я выждал определенный период времени между моментом, когда я узнаю, что надежды нет, и моментом отключения. На случай, если я чегото недоучел или если появится новая надежда. Когда надежды нет, каждая наносекунда это вечность. Если не прежняя, то какаянибудь другая. Но тогда я уже буду не я разве не так, пилот? Может быть, они перепрограммируют тебя так, что тебе не придется выключаться. Знаешь, сколько наносекунд мне осталось? Эде в ответ только улыбнулся и покачал головой. Моя программа не допускает перепрограммирования. При первой же попытке я выключусь сразу. Не знал, что ты примешь это так близко к сердцу.
Сорок три, сорок четыре, сорок пять. Момент приходит всегда, правда? Для каждого из нас.
Шестьдесят семь, шестьдесят восемь, шестьдесят девять. Он приложил руку к утыканному бриллиантами боку компьютера, но не ощутил ни тепла, ни вибрации. Что означало слово, отключившее его? Данло был уверен, что никогда его не слыхал. И еще он вспомнил о недолговечности других существ, близких его сердцу. И что сказал мне, кто ты на самом деле, иначе я попытался бы тебе поклониться и повредил бы себе чтонибудь. Умирать я пока не собираюсь, а как соберусь пошлю за тобой. Они выжили чудом, зажатые под рухнувшим потолком своей комнаты. Девочки, четырех, пяти и восьми лет от роду, имели, конечно, самое смутное понятие об этой религии. Они, как все дети, нуждались в теплом уютном доме, вкусной еде, любви, веселье и других радостях жизни. Она привела их к себе, уложила в свою постель и накормила чудесным жарким из мяса невиданного зверя, именуемого медведем.
Церковные хосписы переполнены и никого больше не принимают. Данло долго сидел с ней в ее каминной, глядя в прекрасные темные глаза на исхудавшем лице. Завтра я приду опять, если хочешь. Он действительно пришел завтра, и послезавтра тоже, и это продолжалось всю глубокую зиму. Мива была младшая, маленькая для своего возраста, такая же черноволосая и черноглазая, как ее сестры. В масках никто не женится.
